— Не партизаны вы, а обыкновенные гориллы[22], — поправил его Дайон бесцветным голосом.
— Нет. Всего лишь человекообразные повстанцы, со всеми заблуждениями и иллюзиями, присущими мужчинам. Где ты живешь, повстанец?
— В тюрьме, именуемой Лондон-Семь.
— И при ком же ты там состоишь в сквайрах?
— Джуно Локк, бесплодная амазонка.
— Кто она?
— Офицер порядка, надзирающая над обезьяньими самками и запуганными лизоблюдами.
— Что за великолепное приобретение! И, ради Стоупс, прекрати говорить иносказаниями. Это не хэппиленд. Нет никакого хэппиленда. Это всего лишь пьяная эйфория.
— Пьяная эйфория, я люблю тебя, — заявил Дайон торжественно.
— Заткнись, болтун, — сказал Леандер, прикрепляя красные заряды, содержащие в себе последнюю серию инъекций жизни. — Этот окончательный залп заставит тебя немного протрезветь.
Он подошел к пульту и включил все красные заряды одновременно.
Дайон застонал, задрожал и упал в обморок. Когда он очнулся, все весело раскрашенные ракушки уже были убраны и Леандер растирал его какой-то бесцветной жидкостью, которая жгла, охлаждала, успокаивала и взбадривала одновременно.
— Ну вот, я и пережил это, — неуверенно сказал Дайон — Может быть. Ты помнишь, что произошло?
Они посмотрели друг на друга. С яростным криком Дайон вскочил со скамьи — руки подняты, кулаки похожи на молот Тора[23] — и почувствовал на лице чужую ладонь.
Леандер мягко сбил его с ног:
— Я забыл тебе сказать: некоторое время не делай резких движений. Запомнил?
— Да, ублюдок.
— И не забывай, ты избран для эскадрона самоубийц. Однажды темной ночью ты услышишь голос. Быстро выпей чего-нибудь крепкого и делай то, что этот голос тебе велит.
— Я ведь могу и донести на тебя.
— Отличная шутка. Ты уже имеешь три третьих степени. Я — ни одной. Моя история будет так же доказательна, как и твоя, за исключением того, что на меня не заведено психодосье. Кому поверят?
— Ублюдок.
— Ты уже говорил это. Теперь давай для приличия прикроем плоть, которая доводит доминантш до секстаза.
Он помог Дайону встать:
— Я думаю, парень, ты оправился достаточно, чтобы идти самостоятельно. Но помни — теперь ты законспирированный повстанец. Ты можешь не услышать зова в продолжение нескольких недель. Если повезет — в течение нескольких лет. Но когда ты его получишь — ты будешь действовать со скоростью пять М[23]. И помни также — время от времени партизаны должны проливать свою кровь.
— Кончай запугивать. Я очень стараюсь поверить, что ты сам веришь тому, что говоришь.
— Старайся сильнее, Дайон. В противном случае ты можешь так и умереть, смеясь. Притом — истерически.
Дайон положил кредитную карточку в свою сумку.
Тридцать пять тысяч минус семьсот пятьдесят. Обладание карточкой давало ему чувство полноценности существования. И безопасности.
Он мог бы улететь в Боготу или Самарканд и затаиться там до тех пор, пока все Леандеры в Лондоне не заработают свои анализы первой степени. Пока луна не перепрыгнет через всех коров, что правят этим миром жвачных животных[24].
Потом он подумал о Джуно. Подумал с неожиданной для него самого, не имеющей разумного объяснения любовью. Она доверила ему все свое состояние. Безмозглая сука.
— Один вопрос.
— Да, мистер Дайон?
— Ты сквайришь у домдока. Какие чувства ты к ней испытываешь?
Леандер засмеялся:
— Ты сквайришь у офицера порядка. Какие чувства ты испытываешь к ней?
— Это не ответ.
— Это был всего лишь вопрос. Послушай, Дайон, каждая доминанта — это всего лишь лицо в толпе, а толпа, черт побери, слишком шумна и многолика. Прояви слабость к одной — и ты проявишь ее ко всем.
Дайон улыбнулся:
— Ну вот, мы уже пали до лозунгов. Обещаю тебе отличное утро. Прощай навеки.
Леандер открыл дверь:
— Не бойся, что пропустишь вторую часть этого шоу. «Навеки» — гораздо короче, чем ты думаешь.
11
После ночи легких лесбийских проказ и случайных гетеросексуальных интерлюдий послы Соединенных Штатов Северной и Южной Америк, Ново-Советского Союза и Индокитайской Империи, вместе с проконсулом Великой Европейской Федерации и королевой Викторией Второй, протрезвев, сидели в личных Ее Величества покоях в Ново-Букингемском дворце и пили кофе с энергетическими булочками.
Виктория, все еще прекрасно выглядевшая в свои восемьдесят с липшим доминанта, тосковала. Королеве наскучило все: рутина монархии и государственных дел, прислуживавшие ей гуляки и инфры, перспектива прожить еще шестьдесят величественных лет и, в особенности, остатки дипломатического протокола, до сих пор, подобно путам средневековья, сильно стеснявшие ее существование.
— Дорогие мои, — сказала она, странно подражая языку и стилю дешевых романов конца двадцатого столетия, теперь снова входящих в моду, — дорогие мои, какого черта?
— Душечка, это утверждение или вопрос? — спросила посол Ново-Советского Союза. Анастасия — большеглазое, черноволосое, с упругим телом создание, которому было еще далеко до пятидесяти, исповедовала совершенно обезоруживающую и простую философию, что политика — это любовь, и, как следствие, посвятила все свои излишки сексуальной энергии заключению договоров и соглашений со всеми, с кем только можно.
— И то и другое, — сказала Виктория. — Мне скучно. Жизнь — это лента Мебиуса.
— Ваше Величество, — сказала Элеонора, — как насчет обеда в Белом Доме? Вы не были в Бразилии со времени коронации Президента. Кроме того, — добавила она многозначительно, — там подают на десерт непревзойденную карамель.
Виктория покачала головой:
— Нас это не привлекает. — Потом, вспомнив, что американский посол — очень чувствительная доминантша, добавила умиротворяюще:
— Простите, любовь моя. Я знаю, прием в Белом Доме — самое замечательное шоу на Земле, но я сейчас не в состоянии делать большие визиты. И к тому же не готова выдержать мегатонны рукопожатий и дать зацеловать руку до костей, прежде чем начнется пьянка. Надеюсь, Самми не ждет меня?
— Нет, Ваше Величество. Но королевские покои всегда наготове, и Президент просила меня повторить ее приглашение. Вы всегда могли бы принять его инкогнито.
Виктория мрачно рассмеялась:
— Я была инкогнито в Америке около пятнадцати лет назад. О Боже, все эти Дочери Реставрации, Девы Равнин, Голливудский Государственный Хор… Только не думайте, что мне вообще не нравятся такого сорта вещи, Элеонора. Это все вопрос настроения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});